София Воронова
Утром окно покрывается кружевным морозцем и прикоснуться к нему страшно — страшно разрушить кропотливую мозаику ушедшей зимы.
Декабрь — это неощутимый туман в голове и нескончаемый кофе в замерзших руках.
Остановитесь и прислушайтесь к нему — обнимите ветер и закройте глаза. Слышите, как разговаривают лапы уставших елей? Как ковром ложится пушистый снег на серую брусчатку бесконечных дорог?
Влюбитесь в декабрь
Осень часто засыпала на подоконниках — следила за уставшим ветром, наслаждалась яркими кронами высоких деревьев; с самого первого осеннего дня они медленно загорались уютным багрянцем, разгорались яркими цветами — деревья вспыхивали, как спички, и осыпались серым пеплом на мокрый асфальт.
Если и читала книги, то только поэзию — слушала тихую музыку ровных строф, касалась шершавых страниц и часто засыпала с книгой — такой сон был, пожалуй, самым лучшим — в невесомых объятиях интересных персонажей, с до невозможности яркими красками, даже и просыпаться не хотелось — сон и не хотел отпускать.
Но каждый год тридцатого ноября в до неприличия маленькую квартиру Осени заявлялся Декабрь. В ночной тишине слышался неясный щелчок дверного замка, потом протяжный скрип двери и мягкие шаги. Декабрь приходил с первым упавшим на газон листочком — его призрак все время преследовал скучающую в меланхолии Осень.
Каждый год он будил ее — ловил чуть было не падающую на пол книгу, а потом стаскивал плед. Осень несколько секунд ворочалась, что-то шептала себе под нос, а потом медленно открывала глаза. Это было самое любимое мгновение для Декабря: Осень еще совершенно не понимает, что происходит, и вряд ли видит его в мягких сумерках.
— Без двух часов, — лаконично говорит он и слегка наклоняет голову набок, улыбается, внимательно рассматривая Осень. Она не меняется, с каждым годом все та же — с веселой россыпью веснушек на лице, с непослушными темно-рыжими волосами и хрустальными синими глазами. Меняется только мода, время же остается неизменным.
— Опять открыл окна? Я же мерзну, — Осень недовольно смотрит на него — он все еще не снял зимнее пальто. — И ты обещал не начинать, пока не наступит твое время, — грустно говорит она, глядя на оранжевое небо. Ленивый снегопад слишком быстро скрывает старания осени — снег бережно укрывает пожухлую и сырую листву, лежащую на синей от инея траве.
— Прости.
Осень раздраженно задергивает жизнерадостные занавески в цветочек и встает с подоконника; в его извинениях нет и капли раскаяния, хотя кто и сомневался.
Декабрь проходит по комнате, осматривается — в ее квартире нет часов — часы напоминают об ушедшем времени и невыполненных делах.
Осени не нужны часы. С первым днем ноября, когда лужи покрываются тонкой пленкой льда, когда изо рта вырывается пар, когда небо белеет до невозможно серого и затягивается скучными облаками, она знает, что Декабрь скоро придет.
Потом начинает видеть его в толпе неторопливых прохожих — к приближающемуся Рождеству все отчего-то перестают спешить и расслабляются.
В квартире Осени есть книги, причудливые фотографии в ажурных рамках и воспоминания… Воспоминаниями наполнен здесь даже воздух, с отголосками аромата цитрусовых. В квартире Осени можно найти абсолютно всю палитру эмоций — от солнечной меланхолии до бессонной радости. Можно найти и любовь к Декабрю.
Она любила Декабрь. Целый год бережно хранила свою привязанность в спутанном рыжем клубке чувств, а потом приходил Он, аккуратно распутывал ее мысли и расставлял все по полочкам.
— Все так же проводишь литературные вечера?
У Декабря была какая-то мания — расставлять все на свои места и составлять планы, бесконечные таблицы. Своей привязанности к Осени он тоже отвел особое место — в давно скрытом и практически заброшенном чулане на чердаке; за год он забывал ее солнечную улыбку.
А потом возвращалась она и вновь спутывала его планы. Глупая, глупая осень.
— Все так же в ссоре с Январем и Февралем? — Осень выхватывает из его рук яблоко — тот прежде берет его со стола и подкидывает — ей это категорически не нравится.
Декабрь хмыкает и снимает пальто. В темноте появляются искры. Они исчезают так же быстро, как и нить их разговора. Растворяются в слишком душном, но почему-то холодном воздухе — зима скоро.
Они пьют чай. Осень всегда заваривает чай, несмотря на их разговоры, — с вишней, лимоном и пряностями. Он обжигающе горячий и его практически невозможно сразу пить — лучше греть руки и улыбаться.
Улыбаться грустно и ярко, улыбаться тихо и мягко, улыбаться просто, не заискивая или натянуто. В их обществе было легко, если не вспоминать о чувствах.
— Что на этот раз читали? — он кивает головой на закрытую книгу, и Осень задумывается. Как-то мечтательно, но вовсе не тягостно — не хмурит брови, не шепчет себе под нос слова…
Накручивая на палец непослушную прядь волос, Осень становится совершенно непохожей на себя — в растянутом свитере, с растрепанными волосами, в стоптанных черных балетках. Ей бы определенно пошли классические лодочки и газовая легкая блуза — Декабрь усмехается и мыслями возвращается в комнату.
— Пушкина, — отвечает она, тихо-тихо, не перебивая теплый шелест метели за окном; на стены падают чудаковатые кружевные тени.
— Предсказуемо, — Декабрь делает глоток чая, а потом и вовсе ставит кружку на деревянный столик.
— Что же для тебя непредсказуемо? — она так смешно хмурится, морщит носик и раздраженно прикрывает глаза.
— Твои желания тридцать первого, — и тут Осень задается смехом — нервным, дерганным, она смеется громко и слишком звонко. На каком-то моменте Декабрю кажется, что вот-вот ее смех разрушится в горькие слезы.
Она прячет свое лицо за длинными волосами, за неясным румянцем на бледных щеках, за тусклым светом настольной лампы — ему это отнюдь не нравится.
— Но я не могла оставить ту девочку без подарка!
В прошлом году ей отчаянно хотелось исполнить хоть чье-то желание — поэтому та девочка и нашла давно желанного кота под елкой.
Он удивленно приподнимает брови и картинно вздыхает. Глупый, глупый Декабрь. Ему-то никогда не понять, что ее настоящее желание в жизни не исполнится.
— И это повод тратить возможность загадать то, чего действительно хочешь?
Мало того, что глупый, так еще и очень эгоистичный Декабрь.
Момент сменяется.
В комнате становится как-то уютно: слышатся отголоски мелодии у закрытого инструмента, тусклый свет сливается с оранжевой за окном метелью, пахнет медом — не сладко и вовсе не приторно, а нежно и мягко.
— Загадать желание первого декабря не будет большой наглостью? — настороженно улыбается Осень и садится чуть ближе к нему. Не слишком близко, но не даря и намека на личное пространство.
— Смотря, что ты будешь загадывать.
— Не хотелось бы тебя разочаровать, — грустно улыбается она и подбирает под себя ноги. Молчат.
Молчание отдается в них странной неуверенностью. Кажется, что любое движение и лишнее слово изменит давно написанное будущее.
Осень глубоко вздыхает и смотрит на него. Он задумчиво склоняет голову набок:
— Чтобы желание сбылось, нужно сильно зажмуриться, — отчего-то переходит Декабрь на шепот — не хочет спугнуть призрачное волшебство, все еще стоящее у них на пороге.
Она не думает.
Крепко-накрепко закрывает глаза и перестает дышать. Она слишком напряжена и совершенно не может двигаться; чарующе чувствует, как его холодные руки обнимают ее за плечи — дыхание обжигает сильнее самого нежного румянца. Осень чувствует его губы на своей щеке и не спешит открывать глаза — боится, что невесомое прикосновение рассеется в веренице неясных эмоций.
Декабрь ощущает ее некрепкие объятия — перебирает ее волосы и смотрит в окно;
Подобно внезапно открывшемуся Осени Декабрю, метель за окном стихает — круговорот белоснежных чувств замедляется, а потом и вовсе превращается в сильный, совершенно летний ливень.
В городе оттепель.
Художник Мария Мельник
