София Воронова
Урок химии всегда отличался своей необычностью. Иногда преподавательница проводила увлекательные опыты, иногда рассказывала и показывала презентации, но чаще всего они просто решали задачи, оттачивая свои навыки
София Воронова
Урок химии всегда отличался своей необычностью. Иногда преподавательница проводила увлекательные опыты, иногда рассказывала и показывала презентации, но чаще всего они просто решали задачи, оттачивая свои навыки
Сегодня же урок действительно выдался странным: с порога им объявили о лабораторной работе. Класс сразу же оживился, пропала мерзкая сонливость, которая преследовала учеников призраком с самого первого урока, появился азартный огонек в глазах, тут же посыпались шуточки про серную кислоту и воду.
Из открытого окна повеяло волнением. На партах давно были расставлены штативы с пробирками, склянки с растворами, разложены реактивы. От содержания давно знакомых веществ ребят отвлек звонок.
Учительница поставила задачу: поочередно смешать растворы, записать все получившиеся реакции и сделать выводы. Как сделать выводы, все благополучно прослушали, потому что содержимое в склянках было интереснее.
Задание было легким, как теплая весенняя погода за окном: ветви потемневших деревьев ажурным кружевом раскидывались по небу, завораживая невесомыми лучиками солнца; небо было весело и безоблачно настолько, что слепило глаза.
Вот только Даша, просидевшая всю ночь за рефератом по литературе, не разделяла радости своих одноклассников. В полусонном состоянии она взяла пробирки и, только почувствовав какой-то странный толчок, поняла, что перепутала кислоты.
Толчок бросил ее на пол, она больно ударилась правым локтем о совершенно непонятную железку и открыла глаза.
Вот только находилась она не в светлом кабинете химии под номером двадцать девять, а в давно заброшенном, покрывшимся пылью, чулане.
Пару раз возмущенно чихнув, она все же соизволила встать и осмотреться — в голове было огромное количество мыслей.
Первой, безусловно, была паника.
Она метнулась к двери и дернула ручку — та не поддалась, и тогда Даша предприняла очередную попытку — со всей силы ударила по двери и… вывалилась в коридор.
Отдаленно он чем-то напоминал коридоры родной школы, но что-то определенно было не так. Или холодные, окрашенные в синий цвет стены, или легкие занавески на окнах, или… табличка на стене: «Десять правил юного пионера».
«Это что, шутка какая-то?» — фыркнула она, заправив за ухо выпавшую из прически светлую прядку.
Ее размышления прервал звонок.
И это была не привычная веселая мелодия, настраивавшая на грустный лад, это был самый настоящий, строгий и короткий звонок.
Тут же коридоры заполнились детьми. Все они были одеты строго, по форме: девчонки со старомодными косичками, мальчишки с туго завязанными галстучками. Гам же, несмотря на весь этот маскарад, в коридоре остался тем же.
Даша схватила за руку пробегавшую мимо девочку. На вид она была того же возраста, что и сама Даша.
— Эй, прости меня, пожалуйста. Что здесь происходит?
Ответом ей послужил недоуменный взгляд зеленых глаз.
— Как что? Учебный день, — девочка аккуратно выпуталась из дашиной хватки. — Ты, наверное, новенькая. Елена Аркадьевна говорила о тебе, — медленно сказала она, с улыбкой рассматривая Дашу. Даша же сдержалась, чтобы не чертыхнуться.
— Какая Елена Аркадьевна? Ты о чем вообще? — немного грубо сказала она, сдерживая себя.
— Наша классная руководительница, ты чего! Идем, я покажу тебе класс, — новая знакомая кинула взгляд на ее форму и задумчиво приподняла бровь. — А что, в прошлой школе у тебя не было нормальной формы?
Даша приготовилась ответить, но ее прервал звонок.
Зайдя в класс, она настораживается еще больше, когда не обнаруживает электронных досок и проекторов, не видит компьютера на столе учителя.
А надпись на доске вообще вводит ее в ступор:
«04.03.1965 г »
— Это что, шутка какая-то?! — не сдерживается она и восклицает; в классе полнейшая тишина. В классе все слушают учительницу.
Она обращает на Дашу свой спокойный взор, слегка сдвигает очки на переносицу и спрашивает:
— Что же именно показалось тебе смешным?
Даша сглатывает вязкую слюну. Кажется, они не шутят.
— Дата.
Учительница оборачивается к доске, легко пожимает плечами и улыбается:
— Да нет, все верно.
Дарья испуганно сжимает карандаш.
Четвертое марта шестьдесят пятого года выходит сумрачным, серым, безликим и на редкость слякотным. Совсем недавно стал таять снег, заливая водой пустеющие с осени лужи.
— Я Люба, — девочка с зелеными глазами, та, которая привела Дашу в класс, опустилась рядом с ней на стул.
— Я Даша, — пожимает руку она, и тут же хмурится. — У вас тут можно позвонить?
— Так автомат же только на соседней улице. Ты не знала? — вновь удивленно восклицает Люба.
— Что за автомат? Я просто спрашивала, можно ли здесь телефоном пользоваться.
— О чем ты? — непонимающе спрашивает Любовь и удивленно смотрит на тоненький смартфон, который вытаскивает из кармана брюк Даша.
Через две минуты вокруг последней парты второго ряда собрался весь девятый «А», рассматривая диковинную штучку.
— А вот мои друзья, — Даша листает галерею, показывая фотографии своих одноклассников.
— А почему ее джинсы изорваны? — спрашивает одна из девочек тоненьким голосом Даша улыбается:
— Это модно сейчас так.
— Но ведь холодно!
— Холодно — это подвороты зимой. А это так, нормально, — беспечно заявляет Даша и продолжает рассказ.
Не обходится без Путина, без компьютерных игр, без бесконечных проигрышей сборной России по футболу, без «мимимишных» котиков и ютуба, «залипательных» гифок, и сохраненок… Ребята долго не могут понять, почему Россия, а не СССР.
— Я сейчас вам такой мемасик покажу про уточку, что просто вообще…
Встретив уже привычные непонимающие взгляды, ударила себя ладошкой по лбу:
— Ах, точно! «Эгоистичный ген» же еще не вышел…
Утомленная долгим разговором, Даша проигнорировала звонок и учителя и легла головой на парту. Резко стало клонить в сон, от впечатлений закружилась голова.
Мир вновь менялся с серого и облачного на безоблачно весенний и светлый, пока календари сжигались в калейдоскопе времени, пока звезды вновь исчезали и появлялись на горизонте…
— Авдеева! Опять ты заснула!
Даша открыла глаза и вновь оказалась в родном… двадцать девятом кабинете.
— Ну и приснится же…
Художник Мария Мельник